Очарованный пеплом

Эрмитаж видел многое. Но сейчас его ждет кое-что по-настоящему революционное. Речь идет о выставке резонансных произведений известного китайского художника Чжан Хуаня: она откроется 9 сентября.

Елена Остожьева

Всего будет выставлено около 30 произведений, многие из которых созданы специально для Северной столицы. В Большом дворе Зимнего дворца гостей встретит гигантский “Эрмитажный Будда”. А со стены Николаевского зала на них будут смотреть герои картин, написанных пеплом благовоний из буддийских храмов. Одна из самых масштабных работ в этой технике — сорокаметровый групповой портрет Коммунистической партии КНР.

Выставка должна была открыться еще в мае, но по понятным причинам не состоялась. Еще тогда, весной, мы побеседовали с Чжаном Хуанем о пепле, резьбе по дереву и о роли художника. Возможно, бери мы интервью сегодня, вопросы были бы немного иными. Да и ответы на те вопросы, что были заданы, возможно, тоже были бы другими.

— Выставка носит название “В пепле истории”. Что скрыто в этом пепле?

— Название можно трактовать двояко. С одной стороны, в пепле благовоний скрыто благословение истории, Китая и человечества. В буквальном же смысле “В пепле истории” — это переосмысление, переоценка и повторная интерпретация того или иного исторического события.

— Должен ли зритель быть экспертом в области современного искусства, чтобы понимать ваши работы?

— Прежде всего, у художника должно быть что сказать. Нет верных слов — нет сильных эмоций. Когда сердце художника наполнено эмоциональным восприятием мира, он откровенно выражает свое мнение в произведении. Это базовое качество творца. Существует много способов художественного выражения. Один из них — заглянуть в глубины людских сердец и вытащить на свет то, что они не осмеливались или стыдились рассказать. Другой — максимально раскрыть внутренний мир человека. Надеюсь, представленные на экспозиции работы донесут до зрителя мои подлинные чувства и эмоции, помогут раскрыть и выразить собственное “я”.

— Как родилась идея выставки в Эрмитаже?

— Года два назад мадам Перл Лэм сказала, что господину Дмитрию Озеркову, руководителю Отдела современного искусства в Государственном Эрмитаже, нравятся мои работы и он хотел бы посетить студию. Во время их визита выяснилось, что в 2008 году Дмитрий видел мою первую персональную выставку в Нью-Йорке и с тех пор следит за моим творчеством. А личная встреча в студии лишь укрепила его желание сделать выставку в Петербурге. Мы сразу начали обсуждать концепцию и подбирать экспонаты. Звучит просто, а на деле процесс был длительным и сложным. К счастью, проект сложился и его можно показывать.

— Часть работ — ваши впечатления от Санкт-Петербурга. Что это были за впечатления?

— Больше всего меня поразил, разумеется, Эрмитаж. Коллекция музея — история западного искусства. Я прекрасно ориентируюсь в этих шедеврах, ведь я рос и развивался под их сильным влиянием. В самом начале я сказал господину Озеркову, что просто привезти из Китая давно готовые работы — скучно. Так что мы постарались сделать что-то по-настоящему оригинальное. Есть же и исторические, и практические предпосылки к тому, чтобы переосмыслить шедевры и запустить диалог новых работ и эрмитажного пространства. Ведь в этом случае все преображается и становится интересным.

• 

• 

Для цикла “Мой Зимний дворец” я взял старинные деревянные двери из Северного Китая (их возраст — более 200 лет!). Затем выбрал картины из Эрмитажа и несколько поразивших меня образов из русской истории. Все проанализировал и создал заново, используя разные художественные формы — от традиционной резьбы по дереву донгянг (Dongyang) до трафаретной печати. Сочетание оригинальной исторической резьбы и только что изваянных частей формирует историческую глубину и визуальное пространство. Когда мы рассматриваем скульптурные детали, включая красные линии, проведенные мною на резьбе, мы попадаем в абсолютно новый мир. Оригинальные черно-белые фотографии на двери первыми меняют оригинальную копию, а резьба формирует второе изменение. Так рождается диалог истории и культуры во времени и пространстве.

— Ваша известность началась с провокационных и, с точки зрения многих, мазохистских перформансов. Планируете ли к ним вернуться?

— Мне не нравится повторять то, что я однажды сделал. Будут новые идеи, я продолжу делать художественные перформансы. С таким количеством замечательных мастеров перформанс — все еще невероятно влиятельная форма искусства. Мои работы можно рассматривать как единое произведение, транслирующее мои взгляды на жизнь и мироздание. Вместо одного средства я сегодня я использую несколько разных, поэтому кажется, что характер самовыражения отличается от прошлого. Однако суть остается той же самой, потому что моя ДНК осталась прежней.

— Вы пишете картины пеплом благовоний, сгоревших в буддийских храмах, создаете огромные скульптуры из металла, комбинируете фотографию и резьбу по дереву. Как вы пришли к каждой из этих техник?

— После возвращения в Китай у меня появилось более глубокое понимание повседневных традиций и верований. Возможно, это произошло из-за того, что я жил далеко от моей страны и земли и поэтому смог яснее увидеть самого себя, традиции и все лучшее у моих предшественников и предков. Уникальная китайская традиция и желания современных людей — источник моего творчества. С моей точки зрения, китайская и западная культуры должны сталкиваться, влиять и интегрироваться друг в друга.

Пепел благовоний обладает магией, которая может как вернуть людей к жизни, так и напомнить о бренности бытия, ведь — “прах к праху”! В давние времена пепел обычно “хоронили”: глубоко закапывали в лесу или развеивали над морем как сакральную реликвию. Сегодня же его выбрасывают — как мусор. Для меня пепел благовоний обладает уникальным гламуром! Как создать искусство из пепла? Какие технологии использовать при просеивании, распределении и фиксации? Процесс очень трудоемкий, но не самый сложный. Сложнее перенести этот материал с территории храма в мир искусства. А самое главное — найти и проявить очарование материала. Десятилетия назад я пренебрегал им в Китае. Когда же я вернулся на родину, прожив долгое время за границей, я полностью осознал его истинный магнетизм. Дистанция помогла обрести это видение.

— Расскажите немного о вашей студии. Как строится рабочий и творческий процесс?

— Индивидуальная работа — это занятие для одного человека, в то время как командный творческий процесс — это разделение труда. Моя роль в команде похожа на роль настоятеля храма или главнокомандующего армией. Я разрабатываю принципы и маршрут, контролирую, что делать, когда начать и закончить. А члены моей команды занимаются собственно процессом творения. Не важно, какой материал или метод используется, самое главное для меня — создать что-то подлинно мое. Каков смысл жизни, если вы не создаете что-то свое?

— Где черпаете вдохновение?

— В обычных людях и понимании их взаимоотношений с жизнью и окружающей средой. В произведении, которое я создал, меня волнует лишь то, созвучно ли с моим сердцем послание, которое оно несет. Я меняюсь, меняются мои работы. Главное неизменно: человечность и естественность.

— Вы тщеславны? Что значит для вас слава?

— Слава меня не слишком заботит. Времена меняются, так же как меняется то, как принимает и оценивает искусство публика. Когда я творю, я лишь следую за своим сердцем и фокусируюсь на творческом процессе. Художник должен иметь уникальное видение мира, владеть лишь ему свойственным языком, а также уметь уникально выражать в своих работах мир, общество и историю. Если у вас нет собственного лица и отношения, какой в вас смысл? Зачем вас приглашать делать выставку в Зимнем дворце? Если вы не создаете собственные уникальные работы, зачем тогда жить?

— Вы долго жили в США, потом вернулись в Китай. В какой из стран вы чувствуете себя комфортнее всего?

— Поселиться в Нью-Йорке — мечта моей молодости. Я потратил восемь лет на жизнь в другой части света и путешествия по разным странам. Однако это дистанцирование с родной землей помогло лучше понять себя, традиции и сокровища, оставленные предками. Для меня Нью-Йорк утратил загадочность, очарование и жизненность. Китай же, наоборот, стал следующей мечтой. И в 2005-м я вернулся в Китай, где обрел новое вдохновение и средства для творчества. В Шанхае я высоко оценил пепел благовоний, сожженных в храмах, и деревянные окна и двери старых домов на окраинах города. Характерные традиции Китая и устремления модернистов стали источником моего творчества.

— Вы любите путешествовать?

— Да, люблю, особенно мне нравится в Тибете. Я всегда восхищался тибетской традицией небесного погребения. Два лета подряд я совершал паломничество в Тибет, чтобы почтить Будду, путешествовать, учиться. Тибет меня по-настоящему растрогал. Я на 8 % тибетец и, приехав туда, почувствовал, что именно здесь, возможно, провел прошлую жизнь.

— В одном из своих интервью вы назвали себя буддистом внутри и художником снаружи. Как это совмещается?

— Я исповедую буддизм. Он открыл мне дорогу к пониманию мира и человека. Вы — Будда, я — Будда, все вокруг — Будда. В своем сердце — мы все герои. Я лишь использую природу Будды для того, чтобы раскрыть природу человека и смысл жизни.